Поговорили с райтером, который пожелал остаться неизвестным, о том, кто занимается граффити, почему можно рисовать в публичных местах, чем Пикассо отличается от граффити-художника, как создаются никнеймы и можно ли побороть преступность с помощью граффити.
Как бы ты назвал то, чем занимаешься?
Если говорить обобщённо, то это граффити, если уж совсем конкретно, то — никнейм-райтинг. Т. е. я пишу свой никнейм на улицах.
Это написание тегов на стенах города?
Не совсем. Тег — это просто малая и более примитивная форма написания никнейма. Бомба или кусок — намного больше, как по своему физическому объему, так и сложнее по уровню художественных средств, которые используются для её создания, но всё это никнейм-леттеринг
Сам жанр зародился с того, что люди сперва просто писали своё имя, затем техника усложнилась: началась игра с буквами, формой, подачей. Хотя я больше стремлюсь к доступности и ясности.
Грубо говоря, всё началось с простого «Вася был здесь»...
Верно, а вектор на более эффектное написание взяли в 70-х, когда в Нью-Йорке была очень жёсткая конкуренция между райтерами. В основном, писали на вагонах метро и поездов и, чтобы привлечь внимание именно к себе, райтеры начали усложнять написание никнейма. Я стараюсь не делать этого. Для меня больший приоритет — максимальное распространение.
С какой целью?
Цель иррациональная. «Вася», например, написал один раз и хватит, а я написал 100 раз и мне этого мало.
Ну, многие до сих пор не очень понимают необходимость граффити и воспринимают как вандализм.
Да, когда задаются вопросом: «А зачем это делать в публичном месте?». У меня есть, своего рода, оправдание: меня окружает много рекламы, которая также является визуальным фоном, как и граффити. Мне она не нравится, но я никак не могу на это повлиять. Определённые люди платят деньги, чтобы я каждый день с ней сталкивался. Поэтому я считаю, что могу навязывать своё граффити в определённых местах, никого об этом не спрашивая. Это место является публичным, поэтому я считаю, что вправе высказаться, пускай и таким примитивным образом.
У меня есть правила: где могу себе позволить нарисовать, а где — нет. Я уважаю частную собственность, не буду это делать на чьей-то машине, заборе, доме. Потому что люди вкладывают в это средства. А если это какая-то «бойлерка», то понятно, что её красят за счёт налогов, но почему ей обязательно быть серой?
Но я уже очень давно не рисую в центре города. Теперь, с появлением интернета, я выбираю места более спокойные для рисования. Нет больше тяги к адреналину. Сейчас я сосредоточен на диалоге внутри граффити-сообщества, поэтому мне и не нужно какое-то общественное место.
«Классическое» представление о граффити чаще всего навязано различными медиа. В рекламах, фильмах постоянно всплывают штампы, как оно должно выглядеть. Даже те, кто этим занимается, впитывают стереотипы и руководствуются ими. Хотя тот же никнейм-райтинг может быть каким угодно. Существует разница между этим направлением и другой деятельностью, которая присутствует на улицах. Работы Бэнкси, например, можно назвать граффити или стрит-артом.
Мне не очень нравится термин «стрит-арт». Он ни о чём не говорит, им можно назвать всё, что угодно. Раньше я говорил, что нет стрит-арта, есть слово «стрит», теперь я говорю, что есть «арт». Пикассо делал арт у себя в мастерской, а я — на улице. И улица здесь не имеет значения, потому что, в первую очередь, я, в каком-то смысле, делаю искусство. Оно просто выражено в другой плоскости, не представляется какими-то институтами и существует само по себе.
А в чём особенности твоего искусства?
В чём моя специфика? У некоторых главный упор на эффектность: используется цвет, комбинация цвета, форма, подача. В моём случае я не руководствуюсь такими идеями. Граффити — это занятие определённых группы лиц и тут, конечно, присутствует желание стать известным в этой группе. И люди, скажем, с плохой техникой не могут претендовать на какое-то место в иерархии. Есть понятие красоты, в том же шрифте, которое уловимо, мне кажется, только для людей, которые этим занимаются.
В духе писатели, которые пишут для публики, и писатели, которые пишут для писателей?
Здесь все писатели для писателей. Хотя рисование с использованием цветных красок, конечно, рассчитано больше на обычных людей. Такие рисунки заигрывают с ними, и обыватель находит их более приемлемыми на улицах города, такое можно будет нарисовать, например, в Горсаду и оно в меньшей степени будет раздражать, будет казаться более эстетичным.
Эстетика, например, присутствует и в том, что я рисую. Это эстетика уродливого, но уродливость обуславливается тем, что незачем рисовать красиво, если ты занимаешься, по большому счёту, бессмысленной вещью — написанием своего никнейма. Это достаточно иррациональное занятие и делать ставку на усложнение изображения я, например, не вижу смысла. Сейчас мы конкретно говорим о никнейм-райтинге. Потому что существует огромное количество ответвлений граффити: рисование персонажей, муралов, трафаретное граффити. Муралы — это создание огромного изображения на фасаде здания.
Что-то наподобие изображения на Екатерининской угол Еврейской?
Её отчасти можно назвать так. Потому что это коммерческая работа, и она действует больше, как реклама. Тут существенная разница: мурал — это большое изображение, написанное по эскизу самого автора, а то, о чём мы говорим — это эскизы заказчика, чистая коммерческая работа и за граффити едва ли сойдёт.
А как сам относишься к этому?
Если люди так зарабатывают деньги, то почему бы и нет. Просто это никакого отношения к граффити не имеет, кроме использования материалов, которыми пользуются райтеры.
Вот, например, у нас есть группа ребят, которые рисуют на трансформаторных будках одесские мотивы. Когда-то они занимались никнейм-райтингом, сейчас делают такое вот оформление по заказу. Я не считаю это граффити. Вот если мне предложили оформить будку, но на авторских условиях, это я с натяжкой ещё могу назвать граффити. В Европе, впрочем, это очень развито.
У нас тоже есть такие команды, например, «Інтересні казки». Они тоже начинали с никнеймов, видимо, это перестало их интересовать. С возрастом это наскучивает. Люди либо начинают жить обычной жизнью, либо становятся дизайнерами, а вот «Інтересні казки» стали рисовать эти огромные муралы с собственными персонажами: очень сложные и высококачественные работы. Они просто отслоились и начали зарабатывать на этом деньги.
К тому, что делаю я, это не имеет никакого отношения. Я хочу ещё раз внести ясность, что то, чем занимаюсь я и они — это совершенно разные вещи. Приведу простой пример: один парень играет на гитаре на улице и просит мелочь, а другой — в музыкальной консерватории играет Бетховена на фортепиано. Они, по сути, занимаются одним и тем же, но это совсем не соприкасающиеся друг с другом занятия.
А как всё началось?
Началось очень давно. Но более активно я начал рисовать после лет 20. Причём никнеймы сменялись постоянно.
Есть ли определённая символика, либо смысл в них?
Чаще всего, это случайный выбор. Люди отталкиваются от визуальной эстетики букв. Я, например, не предаю этому значения. Это не связано с какими-то жизненными обстоятельствами.
В Нью-Йорке первые райтеры писали свои никнеймы, отталкиваясь, чаще всего, от популярной культуры. И поскольку делалось это на вагонах метро, которые ездили по длиннющей ветке, то они таким образом обозначали свою привязку. Может быть здесь ещё присутствовал какой-то смысл в выборе никнейма. Сейчас же многим это «по барабану».
Теперь главный и глупый вопрос, который поднимается, когда дело касается граффити. Где грань между вандализмом и артом?
О, я знал, что этот вопрос будет. Я могу ответить так: искусство — это всё, что делаю я, а остальное — это вандализм. Потому что на этот вопрос ответа нет. Миллион точек зрения на то, каким может быть искусство. Это может быть жест, станковая живопись. Можно спорить, сколько угодно.
А вообще много групп райтеров в Одессе?
Есть одиночки, есть команды. В основном, все состоят в каких-то командах. В чём плюс таких объединений? Можно всегда созвониться и пойти порисовать вместе. Рисовать самому, особенно, если делаешь это в центре города, опасно и подстраховка не помешает. Хотя в последнее время я часто рисую сам. Для меня это арт-терапия.
А вообще команды существуют, потому что это удобно. Особенно, если ты рисуешь на поездах, хотя в Одессе это уже давно не делается, в отличии от зарубежья. Это направление называется трейн-райтинг. Такие райтеры могут «делать» стенки, но основная их сфера — поезда. Среди них существует метро-райтинг с акцентам на вагоны метро. Эти ребята ездят по всему миру и во всех системах метро делают свои граффити. И, конечно же, это коллективное действие. Группой легче проникнуть, всегда есть какая-то подстраховка. В России, например, некоторые райтеры вооружаются дубинками и травматическими пистолетами. Если появляется охрана, то они смогут дать отпор.
У самого были прецеденты с полицией?
Нет, не было. (смеётся)
Что думаешь о распространённом сейчас рисунке на стенах с изображением свиньи и надписью на брюхе «человек»?
Ну, это что-то типа нашего местного Бэнкси. Потому что он работает по тому же принципу: широкая аудитория, определённая игра символов и контекстов, использование остросоциальной тематики.
На этом и всплыл Бэнкси. Поэтому он мне не очень нравится. Обыгрывает расовую несправедливость, продажность полиции, политику и прочие вещи. Бэнкси просто эксплуатирует эти мотивы и тем самым привлекает к себе внимание.
Этот чувак делает что-то подобное. Мне кажется, парню лет 15. Он как-то играет на контрастах, которые могут быть понятными для обычного человека. Потому что о том, что я сделаю можно подумать что угодно: может, это марка каких-то трусов. Ну, рисует и пусть. По мне ерунда. Вообще есть такая тенденция: многие райтеры переходят с улиц в галерейное пространство и получают за это деньги. Мне кажется, что у этого парня какая-то установка на широкую аудиторию или он возомнил себя судьёй, критикуя то ли общество, то ли человека в целом. Он использует публичное пространство для того, чтобы донести какую-то мысль. Я этого не делаю, потому что нечего доносить. (смеётся)
Знаешь что-нибудь о теории разбитых окон?
Да — ты здесь нарисовал граффити, кто-то кинул бумажку, кто-то ещё напоганил что-то, завтра тут убьют человека. Хотя всё началось с того, что просто пришёл новый мэр Нью-Йорка и поставил задачу убрать все граффити из нью-йорского метрополитена, где оно, собственно, и зародилось.
Потому что вся эта атмосфера якобы повышает криминогенную обстановку. И, как утверждают авторы статьи, после того, как это было сделано, уровень преступности уменьшился. Не знаю, становится ли больше ограблений или убийств там, где я рисую, — не проверял. Надеюсь, что нет. А, может быть, наоборот: там, где я рисую, криминала меньше.
Теория разбитых окон — криминологическая теория, рассматривающая мелкие правонарушения как индикатор ухудшения криминогенной обстановки в целом. Сформулирована в 1982 г. американскими социологами Джеймсом Уилсоном и Джорджем Келлингом. Название происходит от типичного примера мелкого правонарушения — битья стёкол.
Теория нашла широкое применение на практике — сначала в Нью-Йорке, а затем и во многих других городах США, Европы, Южной Африки, Индонезии и др. Рудольф Джулиани, ставший мэром Нью-Йорка в 1994 году, и новый комиссар нью-йоркской полиции Уильям Браттон объявили борьбу с такими мелкими нарушениями, как граффити и безбилетники в метро, попрошайничество, драки резиновыми дубинками и т. п.