Александра Ковальчук — соучредитель благотворительного фонда «Манифест мира» — рассказала о проекте «Museum for change: Художественный музей», работе сотрудников музея, сервисе, задачах и планах по воспитанию и развитию культуры в Одессе.
Как вы оцениваете нынешнее состояние музеев в Одессе, в Украине?
Я была во многих музеях Украины: в Киеве, Днепропетровске, Ивано-Франковске, Каменец-Подольске, Тернополе. Везде ситуация практически одна и та же. Все музеи, которые у нас сейчас действуют, в прошлом были чьими-то резиденциями. Но правилам экспонирования современных музеев эти здания уже не отвечают. Большинству из них необходимы дополнительные выставочные пространства. Существующих пространств не хватает для выставок, которые готовы организовывать современные художники. Сегодня посетители хотят интерактивного элемента: дополнительное аудио- и видеосопровождение, какие-то игры или тесты. Однако помещения музеев этого не позволяют.
У нас очень недооценён труд научных сотрудников музея. Вот если спросить любого прохожего на улице, что делает научный сотрудник музея Украины: «Сидит на стульчике», — ответят они. Это ошибочное впечатление, которое существует у широкого количества людей. На самом деле, когда мы начали тесно общаться с научными сотрудниками Художественного музея и не только, оказалось, что это колоссальный труд: составление каталогов, изучение коллекции. Чтобы стать научным сотрудником музея, нужно изучить громадный объём информации, знать и уметь оперировать им. Учитывая уровень зарплат в этом секторе, то можно сказать, что это работа, по большей части, волонтёрская. Они бы могли найти себя в других сферах жизни, но просто не могут делать этого. Это тоже их вклад в меценатство.
А какая у них средняя ставка?
Две–три тысячи гривен. Это и молодые сотрудники, и старшее поколение.
Нам очень хочется больше рассказать об этой профессии. Это кропотливое изучение и описание каждого экспоната, чью историю необходимо также исследовать от момента, когда его создали, где он находился, кто был собственником и каким образом он попал в музей. Нужно разбираться в подробностях создания картины, что повлияло на художника при создании его продукта творчества. Это море информации. Для этого необходимо сидеть в фондах. Нужно открыть, например, «Одесский листок» 1910 года и искать статьи о выставках, которые проходили в то время. Чтобы мы могли просто загуглить эту информацию, нужно посвятить 10 лет изучению этих материалов.
Есть нормативы, которые ставит Министерство Культуры: выставки, экскурсии, научная работа. Коллектива не хватает. В Художественном музее всего 12 научных сотрудников — это очень мало. И это те же люди, которые также участвуют в технической работе музея Та же ситуация и в других музеях Украины.
Художественный музей, насколько я помню, самый большой в Одессе: в нём 26 залов. Все они сейчас открыты?
Да, сейчас все залы работают. И это только то, что экспонируется. Есть ещё очень много работ в фондах, запасниках.
Запасники хранятся в здании музея? Здание ведь очень старое, на TripAdvisor неоднократно писали о сырости. Есть ли там условия для хранения картин?
Эти помещения оборудованы системой безопасности, системами контроля климата.
Что касается сырости — есть проблема, но мы это называем задачами. Первая задача, которая перед нами стоит — починить систему ливнёвок, потому что вода очень часто течёт по самому зданию, когда идёт дождь. Одна стена, которая выходит на Приморский бульвар, сыреет. Поэтому первое, что мы хотим сделать, — это ливнёвки и крышу. Предыдущая компания, которая ими занималась, сделала ремонт недостаточно качественно. В итоге деньги потрачены, а потолок продолжает течь.
Потолок течёт прямо в выставочном зале? Там, насколько я помню, есть ещё крыша из стекла — в каком она состоянии?
Да, в одном из залов. Крыша из стекла — это тоже своего рода антиквариат. Это уникальное стекло с историей: его сделали на заводе, которого уже давно нет.
К этому нужен очень трепетный и профессиональный подход. Например, мы знаем, что в одном зале нужно реставрировать фонарь — зовём специалистов. Слушаем их и понимаем, что люди недостаточно компетентны. Тогда начинаем отправлять запросы к реставраторам из Львова, у которых в этом вопросе большой опыт.
Приходится погружаться в эту тему очень глубоко, чтобы найти профессионалов, которые смогут восстановить и не навредить. Не повесить, например, металлопластиковые конструкции, а сохранить его исторический облик.
В этом здании есть очень интересные детали: даже сохранились оконные рамы дореволюционного периода.
С какими самыми острыми проблемами/задачами вы столкнулись в музее?
Крыша, кажется, самая дорогостоящая и сложная с точки зрения получения лицензии задача. Здание музея является памятником архитектуры, поэтому выполнять работы могут лишь компании, у которых есть соответствующие лицензии. Сложность заключается в том, что выбор ограничен: всегда хочется выбирать на конкурентном рынке того, кто предоставляет более качественную услугу.
Для нас все задачи важные и все интересные. Это касается и работы со смотрительницами в залах. Мы делаем акцент на сервисе, продвижении и материально-технической базе.
Есть вроде обычные вещи, например, туалет, но для нас это тоже задача. Мы бы хотели сделать его более цивилизованным и комфортным для посетителей.
Также очень важным вопросом является освещение. Сейчас оно очень энергоёмкое. Если у нас получится заменить систему освещения на LED и использовать везде современные технологии, мы значительно сократим количество потребляемой энергии. Таким образом, сэкономленные бюджетные деньги можно будет направить на другие задачи.
Сложность ещё в том, что музей находится в здании изначально не приспособленном для него: возникает двойственность — музей-здание и музей-коллекция. Ты находишься в старом, красивом здании и одновременно пытаешься посмотреть коллекцию. Не всегда это получается: иногда солнце может светить из окна и бликовать на картинах, но мы не можем закрыть окна, как и повесить роллеты. Сделать просмотр картин более комфортным — одна из наших задач. Мы хотим, чтобы это было красиво, вписывалось в интерьер здания и одновременно решало задачу освещения.
Все залы в музее разные — есть как бывшие бальные залы, так и подсобные помещения. Поэтому решения по освещению будут разрабатываться для каждого из них индивидуально.
Также хотим сделать внешнюю подсветку фасадов. Сейчас есть лёгкая подсветка музея, которая включается в вечернее время, но мы бы хотели сделать её более эффектной.
Очень важная задача — техника для научных сотрудников: она не отвечает вызовам времени. У них достаточно старые компьютеры, которые удалось купить много лет назад, часть из них музею передал банк и частные меценаты. Также в музее проблемы с принтером, он есть, один, но каждый раз заказать для него картриджы — проблема, как и оплатить wi-fi.
Также мы занимаемся вопросом билетов. Сейчас они в музее советского образца, 1984 года. Мы уже работаем над дизайном, выбираем картинку — это будет репродукция из коллекции музея, которую выберут научные сотрудники.
Это повлияет на стоимость билетов?
Есть специальная процедура, по которой экономист музея просчитывает стоимость услуг. Вопрос повышения цены согласовывается с Фондом госимущества. Возможно, поднимется стоимость экскурсий с 50 до 60 гривен, хотя я бы подняла цену значительнее. Труд экскурсовода, который полтора часа работает с группой до 30 человек, — это серьёзная затрата эмоционально-физических ресурсов и ненормально, что при этом музей зарабатывает всего 50 гривен.
Сотрудники музея очень настроженно к этому относятся. Сейчас есть возможность пересмотреть сумму, обосновать её и сделать стоимость экскурсии выше, но они боятся, что люди не смогут себе этого позволить.
Нам, в свою очередь, кажется, что люди готовы платить за исскусство. Инна (Инна Белоус — соучредитель БФ «Манифест Мира» — ред.) рассказывает, что, когда она приходит в музей, ей хочется отгородиться от всего, что происходит у нас в городе, в стране, в мире и просто погрузиться в мир эстетики, искусства, культурное пространство. Мы стараемся в своих проектах акцентировать внимание на том, что актуально и необходимо людям сегодня. Наши инвестиции времени и ресурсов в Художественный музей могут стать фундаментом на многие годы — это, своего рода, вклад в развитие культурного пространства в Одессе в целом.
Я вижу, что на это есть запросы у молодёжи. Те же лекции в Хабе, посвящённые истории искусств, постоянно собирают полный зал. Наш благотворительный фонд сейчас делает серию лекций по истории поэтов Серебряного века и здесь тоже каждая лекция — полный зал молодёжи. Часто говорят, что молодёжь уже не та — ничего подобного, всё в порядке!
Но в музеи всё же ходят меньше. Возможно, им не хватает какого-то интерактива? В Художественном музее нельзя ведь даже фотографировать.
Уже можно. Это произошло ещё за два месяца до того, как мы познакомились с Виталием Алексеевичем (директор музея — ред.). В основном, нельзя фотографировать на выставках, где представлено современное искусство и художник так решил, либо это частная коллекция и владелец картин также оставляет за собой право разрешить или нет. Когда дело касается государственных музеев — это пережитки прошлых правил. До эры смартфонов запрет на фотографию был понятен — снимали со вспышкой, а она негативно влияет на сохранность картины. Поэтому был запрет на фотографию. Потом пришло время, когда люди снимают на телефоны и без вспышки. Мы, как и администрация музея, понимаем, что это для личного пользования, для сохранения воспоминаний. Людям так удобнее фиксировать то, что мы делаем, и потом возвращаться в эту атмосферу и этот момент, поэтому в Одессе, мне кажется, уже во всех музеях можно фотографировать. В музее Пушкина точно можно, в музее Западного и восточного искусства — можно, Блещунова — можно и в Одесском Художественном музее уже тоже можно.
Вы планируете как-то дополнительно использовать пространство музея, возможно, устраивать фестивали?
Сейчас для нас делают социальное и социологическое исследование, на днях мы запустим ещё одно в интернете. В его составлении нам помогают специалисты. В исследованиях содержатся вопросы о том, какой запрос у людей разного возраста, профессий. По результатам мы узнаем, чего ожидает посетитель от музеев вообще и от художественного музея в частности.
Фестивали — это очень сложный момент. Не каждый фестиваль будет хорошо выглядеть рядом с художественным музеем. Это должна быть высокая планка эстетической подачи, идеологии. «Цимес-маркет», например, не вижу близко.
Но за зданием музея есть большая территория, которая хорошо подойдёт для городских фестивалей. К этому нужно очень ответственно подходить и обязательно советоваться с научными сотрудниками и директором. У музея есть имидж и позиционирование, и нам очень важно не навредить, не испортить его.
Наши планы больше касаются сервиса. Понимание сервиса в отношении музея — это немного другое, это опыт посещения музея. Мы работаем над тем, чтобы он был максимально позитивным, чтобы остались хорошие впечатления и захотелось вернуться ещё раз. Чтобы было уважение к музею, к той работе, которая проводится, и понимание того, насколько это важно и связано с нами. Ведь коллекция музея — это же история Одессы.
Как вы планируете работать с сотрудниками над улучшением сервиса?
Мы посмотрим по возможностям. В первый месяц это будут курсы английского, два занятия в неделю, а в мае уже увидим первые результаты. В первую очередь занятия будут проводиться для смотрителей, но к ним могут присоединиться и остальные сотрудники музея. В дальнейшем планируем проводить занятия английским один раз неделю на постоянной основе.
И, кстати, это уже было. 18 лет назад «Чкаловские курсы» предоставили музею преподавателя, который приходил к ним и проводил курсы английского языка на постоянной основе. Их оплачивал один из меценатов.
Также планируем подать минимум две заявки на международные гранты. Хотим отправить научных сотрудников на программы обмена, стажировки. В ближайшее время встретимся с людьми, которые имеют опыт работы с грантами.
На самом деле, каких-то революционных идей у нас нет. Всё, что мы делаем, уже было придумано кем-то раньше.
Вопрос сервиса в коммерческой сфере сейчас очень актуален. Если сравнить обслуживание в Одессе и во Львове, мы увидим большую разницу. Для музейной сферы тут нет никаких стандартов, об этом ещё не говорят и, возможно, даже не задумываются. Никто пока не начал дискуссию о влиянии общения работников с посетителями на то, как они воспринимают коллекцию, и на то, захотят ли они прийти снова.
Я читала на TripAdvisor очень много негативных отзывов, особенно у иностранцев. Много пишут о трещинах, о ремонте, который необходим — это негативное впечатление, с которым тоже можно работать. Можно объяснить, что у нас есть коллекция, здание памятник архитектуры, но сейчас нет денег на то, чтобы привести его в должный вид. А если вы полюбите коллекцию и будете приходить сюда чаще — мы сможем раньше отремонтировать стены. Это тоже вопрос позиционирования.
Например, мы рассказываем, что сейчас занимаемся Художественным музеем, и у нас спрашивают: «Ааа, это тот, который на Пушкинской?». Оказывается, что даже одесситы мало знают об этом музее.
Мы не привыкли гулять в эту сторону. как правило, прогулочные маршруты заканчиваются у Шахского дворца, максимум, дойдут до Торговой по бульвару Жванецкого. А до Художественного музея дойдут уже совсем редкие пешеходы, хотя улица Софиевская очень интересна сама по себе. В нескольких домах на этой улице жили художники, жил Врубель, Бурлюки. Там же, возле музея, можно зайти посмотреть на кампус Медина, где тоже здания очень красивые, старой архитектуры, и они уже тогда были частью медицинского университета. Кроме того, у них есть музей. Полквартала от Медина — библиотека Горького —тоже прекрасное место и внутри, и снаружи. По переулку Ляпунова есть дом Нарышкиной — памятник архитектуры. Если по Ляпунова подняться наверх и пойти по Пастера в сторону Садовой, можно пройти через Новый Рынок.
У нас есть потенциал для развития туристических направлений, пешеходных направлений в эту сторону. Эти улицы — Софиевская, Пастера — красивые, на них ещё современными постройками не испорчена архитектура. Это интересный район, который можно развивать, в том числе эстетику и вкус.
Если идти по центру города, смотришь на все кондиционеры, которые торчат на фасадах памятников архитектуры, на металлопластиковые балконы: тут у нас лепнина, тут у нас колонна, а тут — металлопалтиковый балкон. Почему так происходит? Возможно, людям когда-то не привили вкус, внимание и бережное отношение к старинным вещам, истории.
Мы думаем, что тут есть, куда усиливать наше образование. Другие наши проекты направлены на воспитание социально-активной позиции, например, проект DesignForChange. Это как раз тот момент, когда ты прекращаешь ждать, что общество что-то сделает для тебя, и задаёшь вопрос: что я могу сделать для общества, чем я могу быть полезен.
Планируете ли вы организовывать подобные проекты или, возможно, те же лекции по истории искусств на территории музея? Там же наверняка есть какие-то свободные помещения.
Здесь тоже есть свои сложности — все залы, которые работают, посвящены экспозиции. В музее только по субботам проходит лекторий. Но чтобы организовать его, приходится перекрыть доступ в один зал. Мы бы очень хотели усилить лекционную работу в музее.
Было бы хорошо предложить ещё несколько лекций, ведь это тоже хорошая возможность для одесситов провести выходной день в пространстве музея.
Вы говорили о том, что за зданием музея есть много свободного места — возможно ли там проводить лекции летом?
Да, мы обязательно будем использовать это пространство. Летом поменяется время работы музея, ещё будем проводить опросы, чтобы выяснить, в какие дни продлить работу. Вообще музей работает до 18:00, билеты можно купить до 17:00 — чтобы посмотреть всю коллекцию, нужен, как минимум, час.
Сейчас вопрос стоит в том, чтобы защитить интересы сотрудников, потому что невозможно 12 часов быть на ногах и оставаться в том ритме, в котором мы позволим туристам после пляжа сходить в музей.
Всё это нужно анализировать, потому что, например, по субботам утром приходят группы школьников, в июне практики во всех школах — открываться позже точно не получится. Нужно каждый шаг выверять, советоваться. Мы очень переживаем, что результаты могут показаться очень медленными, потому что каждое действие, которое мы совершаем, сопровождается дискуссиями, советами, разговорами с фокус-группой, директором музея.
Например, мы хотели поставить кулер в холле музея. В этом районе не так много кафе и магазинов, а так — человек пришёл летом в музей и может выпить воды. Но нам сразу рассказали, что в музей приходят группы детей, уследить за всеми в маленьком холле невозможно, они часто нажимают кнопки, вода льётся. Поэтому мы решили поставить его в коридоре, который ведёт к туалету.
Мы пригласили архитектора, который поможет реорганизовать холл, чтобы было удобно всем: посетителям, охранникам, кассиру, дежурным. Ещё мы хотим разместить там сувенирную лавку.
Здесь огромный полёт того, что можно было бы делать. Например, построить рядом на склонах новое здание музея. Потому что расширять его нужно в любом случае.
Это большие вложения, но весь мир движется в таком направлении. Культура должна быть не на последнем месте по остаточному принципу, она должна быть на первом.
На презентации вашего проекта были чиновники ОГА. Вы сотрудничаете с ними, выделяют ли они какие-то средства на проект?
Сотрудничаем, но в плане денег всё регулируется бюджетом, который принимается на государственном уровне. Бюджет на культуру в этом году очень маленький. Представьте себе всё, что связано с культурой: театры, музеи, библиотеки, в каждом из которых нужен серьёзный объём инвестиций. И как решить, разделить их и понять, что важнее, когда тут потолок падает, там пол прогнил, здесь окна выпадают.
Наш проект скорее о том, чтобы обратить на это внимание людей, попросить их помочь, включиться, ведь, как Инна говорила на пресс-конференции, музей наш. То, каким он будет, каким мы передадим его детям и внукам, зависит не от ОГА, министра культуры, горсовета — это зависит, в первую очередь, от нас.
Мы ежедневно находимся в музее, пишем письма, собираем необходимые документы. Например, мы узнали, что департамента транспорта горсовета принял решение о переименовании остановки, которая находится возле музея. Сейчас на ней вывеска «Ольгиевкая, 9», но Художественный музей добился того, чтобы остановку назвали в честь него. И это здорово, это важно: люди едут в маршрутке и слышат «остановка ”Художественный музей“» — это напоминание о том, что Художественный музей есть. Чтобы эту вывеску поменяли, нужно ходить, отправлять письма, лоббировать вопрос. А когда этим заниматься директору музея и научным сотрудникам? Есть очень много подобных моментов, которые связаны с другими госучреждениями, а для музейных сотрудников это ад, поэтому мы решили взять на себя эти функции и представлять музей в этих отношениях.
Мы сейчас работаем над системой поощрения, думаем о том, как привлекать помощь разными взносами: от самых маленьких до серьёзных сумм. При поддержке платформы «Мой город» мы планируем запустить первый небольшой краудфандинговый проект помощи реставраторам. Количество картин музея, которые сегодня требуют реставрации, — около тысячи. Попробуем запустить первый проект и посмотрим, как будет реагировать общество.
Как на ваш проект отреагировали студенты Грековки?
Мы с ними общались, и они заинтересованы в развитии музея. Они готовы проводить мастер-классы, чтобы собирать деньги на реализацию проектов музея, готовы отдать свои работы, чтобы сделать выставку-продажу и передать деньги благотворительному фонду музея.
Кто ещё поддерживает ваш проект, уже есть какие-то партнёры, меценаты? С кем планируете сотрудничать в будущем?
Честно говоря, за последние три недели я не помню, чтобы кто-либо отказывал нам в совете, помощи и участии. Мы сотрудничаем с Константином Емельяновым из UrbanInst: он уже работает над навигацией в музее, которая поможет сделать его комфортнее для посетителей с помощью дизайнерских решений, полиграфии. Нас поддерживает писатель Евгений Деминок. Если сейчас начать всех перечислять, я боюсь, что обязательно кого-то забуду. До конца марта мы зарегистрируем благотворительный фонд музея и на его сайте будет отдельный раздел обо всех, кто нам помогает.
Кто бы что ни делал — это тоже меценатство, интерес СМИ к проекту — это тоже вклад в его актуальность.
Для международных компаний, которые работают в Украине, это понятно и привычно. На Западе очень развито участие общества в жизни музеев. В честь меценатов, которые выделяют деньги на поддержание музеев, называют отдельные залы, увековечивая их имена в истории искусства. Так живёт весь мир. Государственных денег не хватает на развитие музеев, чаще всего не хватает даже на их содержание. Членские взносы, сувенирные лавки, дополнительные продукты, которые музей может продавать, билеты — это всё большие составляющие западных музеев, которыми мы восхищаемся.
Благотворительный фонд при музее — распространённая практика. Обычно за счёт него оплачиваются труд пиарщиков, копирайтеров, фандрайзеров, администраторов и так далее. Мы хотим за первый год показать, как может работать музей, когда в нём есть дополнительные сотрудники, которые занимаются продвижением. В дальнейшем мы планируем создать попечительский совет в этом фонде, который будет регламентировать использование денег и направлять их на оплату труда сотрудников музея, которые будут вести вышеуказанные направления.
Это долгий, сложный, важный для города и, в первую очередь, для нас проект. Мы очень надеемся на то, что он станет примером объединения громады, чтобы решить поставленные задачи, помочь научным сотрудникам, поддержать их. Сейчас мы можем решить очень маленькие, точечные моменты, но надеемся, что, привлекая внимание к музею, к актуальности этой темы, привлекая молодёжь в музей, увеличив количество посетителей, мы покажем, что развивать его важно для всего города.